ВЕЛИКИЕ КОМПОЗИТОРЫ.
СЕРГЕЙ ВАСИЛЬЕВИЧ РАХМАНИНОВ
(1873-1943)
«Если я играю, я не могу сочинять, если я сочиняю, я не хочу играть. Возможно, это потому, что я ленив; возможно, беспрестанные занятия на рояле и вечная суета, связанная с жизнью концертирующего артиста, берут у меня слишком много сил. Возможно, это потому, что я чувствую, что музыка, которую мне хотелось бы сочинять, сегодня неприемлема. А может быть, истинная причина того, что я в последние годы предпочел жизнь артиста-исполнителя жизни композитора, совсем иная. Уехав из России, я потерял желание сочинять. Лишившись родины, я потерял самого себя. У изгнанника, который лишился музыкальных корней, традиций и родной почвы, не остается желания творить, не остается иных утешений, кроме нерушимого безмолвия, нетревожимых воспоминаний» Сергей Рахманинов.
Кто он был — композитор или пианист? Современники принимали его как величайшего пианиста и не очень-то ценили в нем композитора. Это мучило его всю жизнь. Всю жизнь его жгло желание сочинять музыку. Когда он кончал Московскую консерваторию, а кончил он ее блестяще по двум классам — по классу фортепьяно в 1891 году и по классу композиции в 1892 году, — сам Чайковский предсказал ему великое будущее. Ему было 18 лет, его опера «Алеко», представленная к экзамену, получила высшую оценку — 5. П. И. Чайковский незадолго до смерти сказал, что в нем видит продолжателя и преемника своего.
Рахманинов в четыре года играл сонаты Бетховена. Исполнять творения великих классиков было величайшим наслаждением для него. Но ближе других стали ему Чайковский, Римский-Корсаков и Бородин — старшие современники. Для него, как и для них, единственным родником, питавшим творчество, была Россия, ее народ, ее природа, ее песни, ее поэзия.
Но композиторский талант Рахманинова развивался в сложное время.
Революция 1905 года кончилась поражением. Царь остался у власти, началась реакция. Интеллигенция переживала в большинстве своем пору растерянности, колебаний, неверия в победу революции. В литературе, в искусстве появились новые течения, уводившие людей от борьбы, от действительности, от народа. Появились «нигилисты», отвергавшие Моцарта, Чайковского, Бетховена.
Музыку Рахманинова, продолжавшую лучшие традиции русской классики, стали все чаще называть «старомодной». Мелодичность сочинений его считали главным признаком отсталости.
А Рахманинову была непонятна «новая музыка», потерявшая родную почву, музыка часто вычурная, выдуманная, действующая на воображение, на нервы и оставляющая спокойным сердце.
Он, Рахманинов, мог писать только сердцем. Он не любил, когда не то что посторонние — близкие выспрашивали у него, о чем хотел он сказать в том или другом произведении, какую картину нарисовал... Он не рисовал картин, ничего не объяснял. В его музыке было всё — его мысли, волнения, тревоги, сомнения, надежды...
Его любимым писателем был Чехов. Он был близок Рахманинову своей застенчивостью и нелюбовью к громким фразам, душевной чистотой, добротой к людям, мечтой о новой, светлой жизни, горьким раздумьем о бедах и страданиях народа.
От любви к Чехову, к России, к русскому человеку родилась фантазия для симфонического оркестра «Утес». Навеяна она была грустным и тревожным чеховским рассказом «На пути».
В девяностые годы прошлого века появилось много ярких, неповторимых произведений Рахманинова. «Утес» и «Каприччио на цыганские темы» для оркестра, «Фантазия» для двух фортепьяно, три цикла фортепьянных пьес — «Пьесы-фантазии», «Салонные пьесы» и «Шесть музыкальных моментов», три цикла романсов. В 1893 году, глубоко потрясенный неожиданной смертью любимого П. И. Чайковского, Рахманинов поведал о великом горе, постигшем его, всех русских, в элегическом трио для фортепьяно, скрипки и виолончели.
В 1897 году увидела свет Первая симфония Рахманинова. Из-за небрежности оркестрантов и дирижера симфония была так плохо разучена и так неверно исполнена, что концерт этот кончился провалом. Молодой композитор был в отчаянии. Три года не мог он взяться за сочинение музыки, мучился сомнениями, неверием в свои силы. Первую симфонию с тех пор он никому не показывал и в завещании наложил на нее запрет.
Но человек, рожденный композитором, не может не создавать музыки. И Рахманинов снова вернулся к творчеству. Первые годы двадцатого столетия были годами расцвета его композиторского дарования. Именно тогда сочинил он Второй концерт для фортепьяно с оркестром — один из самых популярных в наше время фортепьянных концертов.
Родилась светлая, волнующая кантата «Весна» для баритона, хора и оркестра на слова Некрасова «Зеленый шум». Появились новые фортепьянные прелюдии и романсы.
Он сочинял музыку. Он разучивал все новые и новые произведения классиков и часто выступал в концертах. Слава Рахманинова-пианиста росла. Еще в 1897—1898 годах, прослышав о талантливости молодого композитора, владелец частной русской оперы в Москве Мамонтов пригласил его на должность дирижера. Работа дирижера была больше по душе Сергею Рахманинову, чем частные уроки, которыми приходилось зарабатывать на жизнь. Он согласился. Там пел Шаляпин. С тех лет началась их дружба, которая продолжалась всю жизнь. С тех пор началась его дирижерская деятельность. Его сочинения — Вторая симфония. Третий фортепьянный концерт, прелюдии, сонаты, этюды-картины, романсы по-прежнему поражали богатством и красотой мелодий, глубиной чувств, особым «рахманиновским ритмом, который делал музыку волевой, мужественностью. Пианиста и дирижера Рахманинова приглашали с концертами во многие города Европы и Америки.
Он был далек от политики. В 1917 году, когда разразилась в России новая революционная гроза, дворянин Рахманинов не жалел о свержении царя. Он был полон желания помочь борющимся за свободу. «Свой гонорар, — писал композитор, внося гонорар в пользу русской армии, — от первого выступления в стране, отныне свободной, на нужды армии свободной, при сем прилагает свободный художник С. Рахманинов».
После победы Великого Октября, когда прежняя привычная жизнь была окончательно сломана, Рахманинов переживал пору серьезных сомнений. Он не был убежден в том, что он и его искусство нужны теперь народу.
А в Европе ждали его концертов. Давно уже получено приглашение из Швеции. И, поколебавшись, Рахманинов уехал туда, не зная, что больше уже никогда не вернется на родину.
Он выступал с концертами в Швеции, в Дании, потом был приглашен в США. Всюду, где бы ни появлялся Рахманинов, публика осаждала концертные залы, его портреты не сходили с газетных страниц.
Он остался жить в Америке и оттуда часто выезжал с концертами в Европу. Однако сочинять музыку почти перестал. Он тосковал по России и не мог отделаться от мучившей его мысли о том, что родина его не простит. Иногда приходило желание сочинять; лучшее, что было написано в эти годы, — «Три русские песни», Третья симфония — обращено к России.
Когда фашисты в 1941 году напали на Советский Союз, тревога за родину стала невыносимой болью. Рахманинов решил предложить свою помощь советским людям. Он стал давать концерты, сбор с которых целиком направлял в фонд Красной Армии. «Это единственный путь, — писал он в советское консульство, — каким я могу выразить мое сочувствие страданиям народа моей родной земли за последние несколько месяцев».
В тяжелые для Советской страны дни, весной 1942 года, посылая очередной денежный взнос, Рахманинов писал: «От одного из русских посильная помощь русскому народу в его борьбе с врагом. Хочу верить, верю в полную победу!» Он не дожил до победы. Не успел узнать и о том, что в Советской России готовятся торжественно отмечать его семидесятилетие, несмотря на войну, на заботы и беды. Ко дню его рождения пришло поздравление от Союза советских композиторов:
«...Мы приветствуем Вас как композитора, которым гордится русская музыкальная культура, величайшего пианиста нашего времени, блестящего дирижера и общественного деятеля, который в наши дни показал свои патриотические чувства, нашедшие отклик в душе каждого русского человека...»
Он не успел получить это приветствие...
Не узнал он и того, что с каждым годом, с каждым днем музыку его все больше и больше любят в нашей стране, что имя Рахманинова советские люди с гордостью ставят рядом с именами Глинки, Чайковского, Мусоргского,Бородина, Римского-Корсакова.